Собачья история. Новотроицк, 1950-ые годы.

Олег Чернышев в своих рассказах открывает для нас окно в  далекий теперь уже, отстоящий от нас во времени, но такой узнаваемый и родной послевоенный Новотроицк.

Это было давным –давно. Когда главную городскую улицу Пушкина заполняли по праздникам первомайские и ноябрьские демонстрации. По брусчатой мостовой пестрая колонна трудящихся под звуки марша «Прощание славянки» волнообразно, сжимаясь и разжимаясь, словно гусеница, от Школьной двигалась к сакральной деревянной трибуне у дома номер восемь, где был горком партии. Трудящиеся в кепках и гости трибуны в фетровых шляпах обменивались приветствиями. В руках демонстранты крепко держали политический инвентарь, который хранился для таких случаев в красных уголках и парткабинетах. Цеховые логотипы везли на грузовиках. Мне иногда давали нести портрет Сталина.

Собаки в снегу

А моя история начиналась так. В четырнадцатом доме по улице Пушкина, на втором этаже поселилась славная семья Морозовых. Их сын стал моим другом. Но рассказ не о нем. После ухода Иосифа Виссарионовича от власти, череда кадровых перестановок в компетентных органах, о которых говорили шепотом, прокатилась по всей стране. Причину появления Морозовых я понял, когда стал уже взрослым. Они приехали и заняли просторную трехкомнатную квартиру. А прежние жильцы квартиры – семья Бурнаевых, уехала в Оренбург, оставив после себя грустное воспоминание, о котором я и расскажу. Старший Бурнаев – Федор Иванович, был военным человеком, майором. В каких компетентных органах он работал, мы не интересовались, но ходил он тяжелой походкой и всегда хмурый. Фронтовик. Два его сына, взрослые мальчики лет десяти, мало общались с нами, а на каникулы уезжали к родственникам. Я с родителями жил там же, на втором этаже по соседству. 

Зима в тот год началась неожиданно. В конце ноября стужа сковала озеро в одну ночь. Степная метель кружила над городом всю неделю. После уроков,в валенках мы штурмовали метровые сугробы у сараев в дворе нашего квартала, расположенного четким прямоугольникам между улицами Пушкина и Горького. Раскинув руки, прыгали с крыши сараев прямо в белую холодную снежную муку. Иногда ноги так пробивали мягкий наст, что можно было скрыться с головой в снежной глубине. 

И вот, выползая из сугроба после парного прыжка, мы с Вовкой Пономаревым из девятого дома услышали странные звуки. Прислушались. Вой исходил из-под снега в том месте, где летом была деревянная собачья будка. В ней, набегавшись за день, пряталась наша любимица Жучка. Дворовая, беспородная, людьми пуганная собака. Во время наших игр она бегала и приносила в зубах футбольный мяч, сделанный из старой шапки-ушанки. Тесная будка из дощечек занимала пространство между двумя деревянными угольными ларями у северной торцевой стены длинного ряда каменных сараев, которые стоят и поныне. Звуки были собачьи. 

Через минуту, встав на четвереньки, мы разгребли варежками ход к ларям и поняли, что надо копать на звук. Вытье стало громче, открылось отверстие и вот мы, наконец, увидели нашу Жучку. И не одну. Из лаза пахнуло запахом псины и перед нами предстала семейная идиллия. Рядом с Жучкой в темноте барахтались слепые щенки. Их было пять штук. Мы обрадовались встрече, не зная, что нас еще ждут драматические события. 

Решили находку сделать нашей тайной и, замаскировав наломанными ветками акации вход, пошли за едой. Жучка похоже выла от голода. Эту тайну на следующий день знал уже весь двор. Вскоре у нашей подопечной появилось много еды. Дети приносили из дома. Кто хлебушек, кто рыбку, кто косточку. Жизнь была не богатой, но сочувствие всегда было в душе каждого ребенка. Питание собачек наладилось и через неделю щенки уже смотрели на нас бусинками блестящих черных глазок. Проход к норе расширялся. Каждый день мы закрывали его на ночь фанерками, дощечками, тряпочками. 

Спасение

Однажды мы обнаружили, что один щеночек замерз. Наверно отполз от матери и не сумел вернуться к материнскому теплу. «Ну что ж» - сказал мой друг Вовка, как мы его звали Пономарь, «надо их куда-то переносить». Ночные холода на улице крепчали. Рассказали о несчастной судьбе Жучки моим родителям. Уговаривали разрешить принести семью собачек в наш подъезд, который был угловым с большими площадками. Можно было временно приютить их между первым и вторым этажом. Давили на жалость. Пономарь принес из дома книгу «Собака друг человека». Долго уговаривали. Стояли на коленях, клялись, что будем ухаживать и скоро раздадим всех щенков по квартирам. Родители вздохнули – «Ладно, тащите».



В тот же день нашли старую телогрейку у добрых людей. Деревянные ящики валялись во дворе у магазина в десятом доме. Собрав всех щенков, торжественно понесли в подъезд. Жучка, злобно урча, подрагивая от мороза, плелась за нами. Подняли по ступенькам до средней площадки. Выложили телогрейку аккуратно на пол. В самый угол, чтобы можно было пройти жильцам. Сверху пылала жаром батарея. Новая комбинатовская ТЭЦ исправно снабжала теплом квартиры в наших домах. Подогнули края ватника и образовалось гнездо. С чистой совестью и с чувством выполненного долга разошлись по домам. 

Моя квартира была на пролет выше. Уже через пять минут я тихо приоткрыл скрипучую дверь и выглянул. Собачья семья спала. Щенки клубком лежали у ног своей мамаши, иногда вздрагивая во сне. Хотел накрыть всех одеялом, но мама сказала, что природа уже позаботилась о них. Обойдутся. Выглянув еще раз десять, я успокоился и пошел спать. Детский сон крепок. Ночь прошла спокойно. Утром собрался в школу. Осторожно вышел из квартиры. Подошел к нашим новым маленьким друзьям. Они проснулись, потягивались и барахтались у теплого живота Жучки. Периодически присасывались к своей маме и сделав несколько глотков молока отваливались на спинку.

В первом классе мы еще учились в двухэтажной, самой первой школе, которая стояла внизу, в парке, рядом с одноэтажной баней. А новая, первая, четырехэтажная, еще только строилась. После уроков я бегом бежал домой, чтобы увидеть наших подшефных. Чувство ответственности было не только у меня. Несколько наших друзей уже стояли на первом этаже, шептались и поглядывали издалека, как собачья мамаша поедает принесенную еду.

Прямо скажем, еды натащили много. Гора хлебных огрызков, мясных объедков в коробке стояла рядом. Кто-то принес черной икры на хлебе – она тогда продавалась в соседнем магазине из бочек, как селедка. Через полчаса мы разошлись. Пора было готовить уроки. Так прошло несколько дней. Соседи из пятой квартиры - семья строителей Ярославцевых и их дочь Оля, с сочувствием отнеслись к нашей затее и осторожно обходили занятый угол. Лишь глава семьи Бурнаевых -Федор Иванович, проходя мимо, ворчал и смотрел недобрыми глазами на наших подшефных. Иногда, остановившись, сапогом брезгливо поправлял края грязного тряпья, сдвигая в угол расшалившихся щенков. Да, думали мы –это не знаменитый пограничник Карацупа, который любил собак и своего пса Индуса. Вот настоящий человек. 

Трагедия

А лохматые малыши уже подрастали. Бегали по площадке. Неуклюже взбирались по ступенькам. Падали. Делали лужицы. Устраивали возню и громко повизгивая дрались. Жучка, вскочив, бросалась и рыча, растаскивала драчунов, сжав в зубах приносила в свой угол. Что-то нам подсказывало, что это поведение добром не кончится. Приближалось время, когда надо было заниматься судьбой малышей. 

Первым в очередь на щенка был Витька Аршинов, сын известного в городе бухгалтера. Вторым была Ленка Караулова из соседнего дома. Младшие Головины еще советовались с родителями. Аршин жил в десятом доме по Пушкина и уже провел дипломатическую работу с родителями, готовил место для щенка. 

И вот тут это случилось.

Глубокой ночью, когда все жильцы уже досматривали сны, нас разбудил страшный грохот. Несколько выстрелов разорвали ночную тишину дома. Лай Жучки внезапно оборвался и перешел на тонкий визг. Наступила тишина. Мои родители тут же вскочили и осторожно выглянули на площадку. Вышли Ярославцевы. Я понял, что случилось что-то непоправимое и, проскочив между ними, выбежал на площадку. По лестнице тяжело поднимался в тапочках старший Бурнаев. В правой руке у него дымился пистолет. Весь подъезд заполнился едким пороховым дымом. В горле першило, кашель сдавил горло. «Спать не дают, разлаялись» - бросил на ходу злой сосед и хлопнул за собой дверью.

Я сбежал вниз, к нашим друзьям. О, ужас. Передо мной предстало месиво из собачьих тел. Жучка, вытянувшись, лежала в крови на тряпье. Щенки, раскиданные выстрелами, неподвижно лежали на плитках площадки. Слезы градом покатились из моих глаз. Вдруг сквозь слезы я уловил движение одного щенка. Он открыл глаза и медленно, неуверенно встал на дрожащие ножки. Покачиваясь, стоял оглушенный стрельбой. Я понял, что он еще жив. Схватив малыша на руки, пока не вернулся сосед, я стрелой взбежал по лестнице домой. Родители расступились, давая мне дорогу, и через мгновение я влетел в квартиру. До утра пришлось сидеть, пока он не успокоился и не уснул на мягкой тряпочке.

Утром, собираясь в школу, я оставил щенка на попечение мамы. Добрые соседи с первого этажа уже убрали останки собачек после побоища. Помыли пол. Так, что не осталось никаких пятен, кроме пулевых следов. Страданию моему не было предела. Мы уже так привыкли к нашим маленьким друзьям, что потерять их было большой трагедией. После занятий в школе пришел Аршин. Как и договаривались, он получил щеночка и, засунув его аккуратно за пазуху пальто, унес домой. Так закончилась для нас эта собачья история.

Месть 

Но не для злого соседа. Планы мести вынашивали недолго. На следующий день после школы в полдень мы сделали это. И через час злорадно наблюдали со скамеечки во дворе, как, приехав на обед, уже через минуту, растерянный обидчик наших маленьких друзей в распахнутой шинели, в бешенстве, выбежал из подъезда. В свою квартиру он не попал, смекнули мы. Метался по двору. Искал деревянную лестницу. Кто-то в сарайке, вытащив из двойного погреба, выручил. Высоты еле хватило до нижнего отлива. Его сыновья уже вернулись из школы и, потоптавшись, стали держать приставную лестницу, пока майор в распахнутой шинели долез до перил. Ручка балконной двери открывающейся внутрь, после мощного рывка осталась в руках. Надо лом, прохрипел Федор Семенович. Город строился, поэтому лом нашелся быстро. Но обошлось. Выдавили форточку и сын, протиснувшись внутрь, открыл запоры двери. За всем этим наблюдала толпа удивленных прохожих. Не удивлялись только мы, ха-ха, потому что знали, если натолкать соседу спичек в замок, то без приключений дверь в квартиру не открыть.