Шрамы истории: в самом центре Аккермановки находился лагерь для «врагов народа»

Ветеран Уральской Стали Николай Чернецкий назвал место, где в годы войны располагался лагерь для врагов народа.
Мырассказали о существовании на территории посёлка Аккермановка во время и после Великой Отечественной войны исправительно-трудового лагеря, где содержались уголовные элементы и так называемые «враги народа» — осуждённые по контрреволюционной 58-й статье.
Информации об объекте было как кот наплакал, расходились сведения даже о точном его местоположении. Про тяжёлые для аккермановцев времена в сороковые написаны десятки статей, но ни один автор о концлагере не упомянул. Говорили о каких-то репрессированных, ссыльных, но о зоне — молчок. Как будто и не было её никогда. А она точно существовала и называлась четвёртым отделением орской ИТК № 3.
Отрывочные сведения о ней можно найти в автобиографической книге профессора музыки, преподавателя, композитора и скрипача Григория Фельдгуна, который отбывал наказание в аккермановском остроге по 58-й. Правда, точные координаты лагеря с привязкой к местности и он не оставил. В мае мы, использовав снимки со спутника, предположили, что он располагался в 1,5 километрах от посёлка. Уж очень отчётливо со снимков из космоса видны правильной формы, словно очерченные линейкой, отдельные площади, похожие на некогда ограждённые территории.
Через пару недель после публикации в редакцию позвонил мужчина и, представившись Николаем Григорьевичем Чернецким, заявил, что исправительное отделение лагеря функционировало совсем в другом месте. Собеседник на том конце провода предложил встретиться, пообещав рассказать об этом более подробно. Мы заинтересовались, договорились о встрече и уже вскоре прогуливались с ним по Аккермановке.

Николаю Григорьевичу в начале войны было всего шесть лет, но не верить ему причин нет — рассказанное выглядит реалистично. В частности, выяснилось, что лагерь, оказывается, находился в самом центре посёлка, на том месте, где до недавнего времени стояли здания школы-интерната. Ранее, по словам Чернецкого, это были бараки для осуждённых. Очень похоже на правду, ведь в книге Фельдгуна тоже говорится о трёх постройках:
— Четвёртый участок, огороженный, как полагается, забором, колючей проволокой, вышками, оказался значительно меньше других лагпунктов орской ИТК № 3. Я увидел здесь всего лишь три барака. Посреди зоны стоял столб с рупорами громкоговорителей. Было тихо, пустынно...Чуть западнее, по воспоминаниям Николая Григорьевича, был плац, ещё дальше баня и центральный вход.
—Хорошо помню, как носил через КПП молоко для офицеров, — вспоминает Николай Чернецкий. —Семья наша держала корову, овец, и была какая-никакая возможность реализовывать молочную продукцию. Как-то даже побывал с мамой на концерте в лагере, который давали колонисты. Тогда первый раз в жизни услышал песню: «Тюх, тюх, тюх, тюх, разгорелся наш утюг» и на всю жизнь запомнил её слова.На работы заключённых водили мимо дома Чернецких. Это были худые, измождённые люди, с потухшими глазами и чёрными, со вздувшимися от постоянной тяжёлой работы венами на руках — такими запомнил Николай Григорьевич колонистов. А вот сведения о том, где работали заключённые, у Фельдгуна и Чернецкого довольно сильно расходятся.
Первый утверждает, что заключённые четвёртого отделения трудились на никелевом руднике (там сейчас озеро Забой), а в детских воспоминаниях Николая Григорьевича они вручную добывали известняк. Старожил вспоминает, что часто общался с колонистами, иногда бегал для них в магазин за сигаретами, охрана, по его словам, смотрела на это сквозь пальцы. Кому они в основном доставались, можно предположить, обратившись к воспоминаниям Фельдгуна из книги «Записки лагерного музыканта» (в лагере отбывали наказания и уголовные элементы, но этот контингент всячески отлынивал от работы, почему-то не боясь на казания со стороны руководства ИТЛ):
— … блатари на работу не выходили и ни в коем случае не имели права быть комендантами, участвовать в лагерной самодеятельности (как это — вор будет выступать со сцены, петь и танцевать перед лагерным начальством?). Барак, в котором они жили, был своеобразным государством в государстве... Блатные особенно дружили с младшим начальством, например, с надзирателями, вахтёрами. За деньги они приносили в зону «с воли» всякую еду, спиртное, конечно, сами имея с этого кое-какой «навар».Кстати, самому Фельдгуну повезло, на рудник его посылали нечасто: начальник лагпункта заметил его музыкальность и велел организовать культбригаду, которая выступала с концертами как перед осуждёнными, так и перед аккермановцами.
А в Аккермановке народ жил на грани, а то и за гранью бедности. Семью Чернецкого можно было считать зажиточной, корова и овцы помогали выжить в голодные военные и послевоенные годы. Откуда животина? Отец Николая Григорьевича до ухода на фронт занимал серьёзную должность, был «уполномоченным чего-то там…», говорит Чернецкий, не вдаваясь в подробности. Одним словом, были возможности.
По словам Николая Чернецкого, лагерь существовал до начала пятидесятых годов прошлого века, да и после бараки не пустовали: сначала их заселили рабочими карьера, затем на этой территории был организован детский дом, а уж после этого — интернат. Сейчас пустырь на территории бывшего лагпункта зарастает бурьяном, а последними немыми свидетелями не такой уж далёкой истории остаются воротные столбы одного из входов в лагерь.
И мы думаем, что администрациям посёлка и города стоило бы каким-то образом увековечить в истории города местонахождение пользующегося недоброй славой 4-го «штрафного» аккермановского отделения орской ИТК № 3. Чтобы, пусть и спустя десятилетия, отдать дань памяти тысячам людей, в большинстве своём — ни в чём не виновных.